Практики и культура контрабанды среди бедуинов Ливии и Египта

Несмотря на воздвигнутые государствами границы, бедуинская мобильность и взаимосвязь никогда не прекращались даже под сильнейшим давлением вооруженного конфликта во время второй мировой войны. Эти практики выжили и при последовавших пост-колониальных режимах и доказали свою проверенную временем жизнеспособность с началом “Арабской весны”. Это “искусство не быть управляемыми” или “искусство обеспечения транс-локальных суверенитетов” является частью коллективной памяти и ментальности пограничных земель.

Данный материал описывает контрабанду бедуинского племени Аулад Али в пограничной зоне между Египтом и Ливией. Под контрабандой понимается трансгрессивная экономическая практика, вросшая в более широкую социальную, политическую и культурную взаимосвязанность. Такая взаимосвязанность выходит за пределы государственных границ, пренебрегая ими, сталкивается и конфликтует с государственным суверенитетом и территориальной целостностью. В реальности у контрабанды – куда более широкая историческая глубина, чему любого из пост-колониальных государств, и во многих аспектах она куда более полнокровна, чем эти государства.

Эта статья представляет контрабанду не как криминальное исключение из нормального экономического поведения, но более общий феномен того, что можно назвать совместным суверенитетом транс-локальных групп населения и государств.

Трудно писать о культурных обычаях и практиках в случае, когда они заклеймены как нелегальные, в особенности тогда, когда те, кто их практикует – твои радушные хозяева, партнеры по разговорам и друзья. Oxford Learner’s Dictionary определяет контрабанду как пересылку или доставку товаров секретно и нелегально в страну или из нее. Wikipedia говорит о “нелегальной транспортировке объектов, субстанций, информации или людей в дом или тюрьму или через международную границу. Этимологически, слово происходит от немецкого schmuggeln, что означает “подстерегать”. Это добавляет контрабандисту ауру амбивалентности и скрытой угрозы.

То чем является контрабанда, и то, чем она не является, не зависит от точки зрения персоны, пытающейся дать определение. Государства наклеивают ярлык контрабанды на разные формы торговли и обмена, когда те сталкиваются пограничными режимами, налоговыми законами и другими нормативными положениями. История показывает, что эти регламенты меняются с течением времени, и тем самым превращают те практики, которые когда-то были легальными в нелегальные. Сами контрабандисты по разному воспринимают свое поведение. Они могут видеть (и представлять) себя в качестве части моральной экономики непривилегированных, или же просто максимизировать прибыль. Граждане порой покупают контрабандные товары на черном рынке без всякого чувства вины, в других – рассматривают контрабандистов в качестве опасных преступников, угрожающих законности и правопорядку. Это является не более, чем частью процесса само легитимации. На практике, как покажет эта работа, контрабандисты, солдаты, таможенники, полицейские и рядовые граждане – игроки в тесно переплетенной сети , в которой контрабанда является полем экономического сотрудничества, социальных отношений и политических стратегий.

Люди племени Алуад Али в пограничных землях Египта и Ливии используют разные слова для описания активности в этой сфере. Трансграничная торговля иногда называется тижара (торговля) а иногда – тирхаб (контрабанда) – в зависимости от контекста, людей и товаров. Фраза “он в Ливии” можно слышать очень часто, и она, кроме обычного значения, также может указывать на занятость в сфере контрабанды.

Люди, пограничные территории и немного истории

Ватан (территория) людей Аулад Али в Египте простирается вдоль средиземноморского побережья примерно на 500 километров от аль-Хамам до Саллум. В материковой части она достигает оазиса Сива и низины Каттара. Портовый город Марса Матрух, с населением в 150 тысяч человек (80% из них – бедуины) – столица губернаторства Матрух и местонахождение губернатора, его администрации и маджалис аль-махалли (губернаторского совета). От полумиллиона до миллиона оседлых Аулад Али живут в губернаторстве и представляют большинство (85%) его населения.

За последние 20 лет Марса Матрух превратился в важнейший центр внутреннего египетского туризма, с многочисленными отелями и курортами – но также и руинами провалившихся инвестиций вдоль всего побережья. В летний период, между июлем и августом сюда приезжает до миллиона египетских туристов. Туризм изменил ландшафт провинции и повлиял на региональную экономику. Он стал причиной жестких и продолжающихся конфликтов между инвесторами и Аулад Али, а также между самими бедуинами. В 2005-2011 годах туризм начал генерировать – хотя и достаточно медленно, новые рабочие места для молодых бедуинов в отелях и ресторанах. Египетские туристы особенно важны в качестве покупателей контрабандных товаров на Сук Либия (ливийский рынок) в Марса Матрух. В египетском пограничном городе Саллум ватан Аулад Вали переходит в Ливию. Его ядром является портовый город Тобрук, с населением примерно в 100 тысяч человек, на самом востоке Киренаики. В общей сложности, около 15 тысяч Аулад Али проживают в Ливии.

Нет никаких сомнений в том, что демаркации международной границы в эпоху британского протектората в Египте и итальянской оккупации Ливии между Египтом и Ливией столкнулась с представлениями Аулад Али о территориях и мобильности. Тем не менее, она не создала ничейной земли, населенной нищими бедуинами. Несмотря на воздвигнутые государствами границы, бедуинская мобильность и взаимосвязь никогда не прекращались даже под сильнейшим давлением вооруженного конфликта во время второй мировой войны. Эти практики выжили и при последовавших пост-колониальных режимах и доказали свою проверенную временем жизнеспособность с началом “Арабской весны”. Это “искусство не быть управляемыми” или “искусство обеспечения транс-локальных суверенитетов” является частью коллективной памяти и ментальности пограничных земель.

В постколониальную эпоху Египет и Ливия пошли в совершенно разных политических направлениях. В то время как в Египте “Свободные Офицеры” свергли монархию в 1952, Ливия превратилась в монархию при короле Идисе I (1951-1969). Режим Гамаля Абделя Насера принес новые идеи и новые правила игры Аулад Али. Египетская национальная идентичность интенсивно пропагандировалась – и навязывалась бедуинам. Централизованное египетское государство претендовало и осуществляло монополию на политическое насилие. Тем не менее, это не означает, что пространства бедуинской активности в пограничной зоне исчезли. Несмотря на то, что политики Аулад Али часто критикуют доминирование египтян и иногда утверждают, что они живут в условиях истимар (колониального правления), они не воспринимают себя в качестве обездоленного меньшинства. С момента окончания второй мировой войны Аулад Али не были вовлечены в серьезный международный конфликт – в отличие от синайских бедуинов. Они не оказывались в центре серьезных военных действий или жестких мер сил безопасности в контексте так называемой “войны с террором”. Более того, Аулад Али кое-что приобрели на инициативах развития пустыни, продвигавшихся Насером, включая экономические меры, улучшение здравоохранения и образования. Тем не менее, предполагаемый провал египетского государства в деле удовлетворения разнообразных нужд бедуинов – продолжающаяся тема острых политических дебатов.

По контрасту в Ливии племенам была предоставлена большая мера политической автономии. Ливия – страна, в которой население связано племенной организацией и культурой. Монархия опиралась на племенную знать и племенные советы, и король Идрис имел особые связи с Киренаикой, поскольку орден Санусси черпает свою легитимацию из племенных традиций этого региона. Открытие нефти в 1959 году глубоко трансформировало бедуинскую экономику кочевников и пастухов. Оно привело к переходу к оседлому образу жизни и урбанизации (90% населения Киренаики сегодня живут вблизи городов). Но все эти перемены не привели к растворению племен. После революции 1969 года Каддафи объявил об отмене племен в качестве юридической единицы и создал административные единицы согласно интересам лидера режима – заменив племенных лидеров на последователей своей революции. Но этот план столкнулся лоб в лоб политическими, социальными и культурными реалиями страны. Каадафи не сумел инкорпорировать молодое поколение и направить его против местной суверенной власти консервативного племенного истеблишмента. Случилось нечто прямо противоположное – племенные политики обошли и даже сумели присвоить себе созданную Каддафи систему народных комитетов и конгрессов. В последние годы Каддафи сам вернулся к племенной принадлежности и племенным альянсам в качестве основополагающего принципа собственной политики. Он разработал искусные стратегии, вовлекавшие племена в участие в режиме, и превратил часть племенных элит в своих сообщников и партнеров. С другой стороны, племенные элиты использовали усилия Каддафи в собственных интересах. И это было правдой, среди прочих, и для Аулад Али в приграничной зоне. С тем, чтобы распространить свое влияние на кланы племени с египетской стороны границы режим Каддафи поддерживал определенные семьи и линии родства деньгами, или же предоставлял им возможность промышлять контрабандой посредством ослабленного контроля на границе и коллаборационизма таможни и пограничников.

Важнейшим экономическим стимулом для контрабанды между Египтом и Ливией были порты свободной торговли в Ливии. Разница в цене между освобожденными от налогов продуктами всех видов в Ливии – от бензина до харисса (тунисская паста чили) и китайской бытовой электротехники и теми ценами, которые были вынуждены платить египетские потребители из-за высоких ставок налога превращали контрабанду в крайне выгодное предприятие. За исключением периода ливийской революции против Каддафи, когда вооружение и экипировка контрабандой доставлялись из Египта в Ливию, и текущую контрабанду людей, практически вся контрабандная активность направлялась в Египет. Формальная и неформальная трудовая миграция просто следовала тем возможностям найти работу, которые предоставляла Ливия. В политической сфере ситуация была более сбалансирована, но бедуинские политики и посредники в разрешении конфликтов регулярно прибывают из Египта в Ливию. Тем не менее, финансирование предвыборных кампаний в Египет ливийскими деньгами вновь демонстрирует описанную асимметрию отношений. Эта асимметрия сформирована государствами и их экономической политикой – и это находится вне контроля Аулад Али. Наличие трансграничных родственных связей позволяет Аулад Али наживаться на ливийских нефтяных богатствах. Среди других племен Киренаики Аулад Али стали известны как Сад Шин (ас-Сахара аш-Шаркия, Восточная Пустыня). Термина Сад Шин используется ливийцами для обозначения контрабанды и другой нелегальной трансграничной активности. Он используется в ироничном, но также и в морально-осуждающем тоне. Аулад Али, конечно же, отвергают использование термина, как унижающего их достоинство.

Экономические возможности в приграничной зоне сопровождаются определенными политическими преимуществами. В прошлом, существование двух радикально отличающихся государственных систем увеличивало
количество политических раскладов и шансов присвоения государственных структур и бюджетов, с помощью которых бедуины могли преследовать собственные цели. Таким образом желание подчиниться государственной системе и превратиться в законопослушного гражданина было заменено возможностями выбора. Претензии государства – хотя бы часть из них – могут быть отвергнуты и проигнорированы – путем пересечения государственной границы. Политические проблемы и конфликты с властями исчезали в племенном контексте соседнего государства. Таким образом, Левиафан утратил значительную часть своей власти над гражданами. В противоположность другим бедуинским группам – таким, как бедуины Синая, которым приходилось сталкиваться с однозначно не племенными обществами Египта и Израиля, Аулад Али могли себе позволить жить частью транснационального социального и культурного континуума.

The practice and culture of smuggling in
the borderland of Egypt and Libya
THOMAS HÜSKEN